Дайри умерли, а я ещё нет.
Ни убавить, ни прибавить.
Первое, что мы узнаем про Двенадцатого: он был морально не готов решительно ко всему.
простынищаОдиннадцатый серьезно собирался умереть. Желательно, раньше тех, кто ему дорог. Он делал паузы между визитами к Пондам. Так и не отвез Ривер к Башням. Выгонял Клару с Трензалора. (Клара потом не осталась в долгу: "Умирай при том, кто будет после меня!").
Короче, Доктор подготовился как раз к тому, чтобы закончить свое существование. И ни за какие последующие события не отвечать.
И тут бац, любовь нечаянно нагрянет, - соотечественники снабдили его новым набором регенераций. И заодно ответственностью за все последующие события.
Приятные неожиданности - тоже стресс. Отмена приговора в последний момент - тоже удар по психике, вынуждающий бросить картину мира, которую ты построил, чтобы удержать себя в руках, и конструировать новую с нуля в условиях, когда душевные силы истощены предыдущими волнениями.
Одиннадцатый звонит с Трензалора Кларе и просит помочь будущему себе справиться с испугом.
Потому что он уже испуган до чертиков, и понимает, что так просто это не пройдет. Он может ужас отодвинуть на некоторое время, устроив ностальгический мини-фестиваль с рыбными палочками и галлюцинациями.
Но потом он уже Двенадцатый, и все отодвинутое в будущее начинает случаться с ним СЕЙЧАС.
А он регенерация 1.1. Он - начало цикла. Перед ним возможности, которые снова вдруг кажутся близкими к бесконечности. Он как ребенок. Правда, у этого ребенка была прошлая жизнь, и он ее помнит. Но мир уже не тот.
Звезды во всей видимой вселенной перестают вращаться вокруг таймлайна Доктора. Сам он оказывается не великой мистической силой, а единичным живым существом, потерянным во времени. И все вокруг него - такое огромное, громкое, интенсивное. Воздух слишком холодный и кусачий. Люди постоянно лезут в личное пространство, такие чересчур ощутимые. "Everything is huge. Everything is so important. Every detail, every moment, every life clung to". Внутри все тоже слишком бурно и непонятно. Почки неправильного цвета. Эмоции какие-то большие и сложные. Можно попробовать посадить их в отдельный зоопарк, отгородить заборчиком... Но лицо, проклятое лицо выдает!
В итоге Двенадцатый - как двустворчатый моллюск. Либо холодная морская тварь в запертой шершавой скорлупе, которая совершенно не стремится с вами контактировать, нет. Либо - все уязвимое нутро напоказ, смотреть больно.
Двенадцатого, кажется, самого пугают его внутренние бури. Он не считает их правильной, полезной, необходимой вещью. И пытается выразить какими-то более разумочитаемыми словами. Поэтому со словами у него тяжко. Он вынужден прибегнуть к художественным иносказаниям, чтобы объяснить Ривер, насколько она для него важна. Или говорить Кларе про duty of care с видом "ну как ты не понимаешь". Или толкать целую речь для Мастера, когда достаточно было сказать "Не оставляй меня". Когда в Deep Breath он вторично просит Клару о помощи прямым текстом, это кажется почти подвигом. Или жестом крайнего отчаяния. Не всегда можно разграничить две эти вещи.
Двенадцатый с первых шагов пытается оградить себя от избытка нового опыта, в первую очередь, эмоционального. И у него плохо получается.
"Я не твой бойфренд", - говорит он Кларе. И тут же влезает в соревнование с Робином Гудом за ее внимание. Или мое любимое: сел праздновать Рождество с Билл, спохватился, что не стоит слишком сближаться, спрятался за газетку, как будто еще не поздно. И потом ругался сам с собой и с ТАРДИС: все, мол, завязал. Не завязал, не закрылся, жизнь проникает в щели, жизнь побеждает.
На зыбкой почве страхи превращаются в Страхи. А уж те, что сразу были с большой буквы, вообще бессовестно звереют.
Страх потери, страх собственного бессилия, травматические страхи и заново переживаемые детские, страхи стихийные.
Часть из них - практически дорогие гости, потому что Доктор как котенок Гав: готов заползти на темный чердак во время грозы, но лучше за компанию с кем-нибудь, чтобы с удовольствием бояться вместе. Он рисует черепушечки из звезд и летит в вечную ночь, на терпящую бедствие космическую станцию.
К страхам иного рода Доктор не намерен бежать никак. Но они сами бегут навстречу.
Смерть Клары. Дариллиум. Прятаться некуда, остается встречать последствия. И еще замок-головоломка, выстроенный из кошмаров, для полноты картины. Или виртуальный аттракцион монахов.
Большая зубастая рыбина во внутреннем океане Двенадцатого - сомнения в себе. Доктор все время пробует определить себя заново, нащупать прочное описание. Его тянет в разные стороны. То он смотрит на Давроса глазами грустного котеньки и вещает про непреходящую значиимость сочувствия. То решает, что самое главное - эффективность, и нечего зазря быть милым с людьми, можно бросить Клару на Луне, Клара поймет.
У Двенадцатого проблема: то же самое он существо, что раньше или нет.
"You are a broom. Question. You take a broom, you replace the handle, and then later you replace the brush, and you do that over and over again. Is it still the same broom? Answer? No, of course it isn't. But you can still sweep the floor".
Поменяем часть про подметание пола на Be A Doctor.
Двенадцатый очень цепляется за свое идеальное "я", это понятный ориентир в мире, который делает с ним что хочет, не спрашивая разрешения. В предыдущих регенерациях было важно быть Доктором, ясно, что важно и сейчас.
И в прошлое он тянется. Вернул себе мармеладки, фестивалил в шарфе и бабочке (или хотя бы подумал об этом), отлеживался в любимом сарае, воспользовался военной травмой для вразумления Кейт и Бонни, сонтаранцы у него меняют ход человеческой истории, а под регенерацию вообще Одиннадцатый прорезался.
Понимаете, предыдущие версии личности, они еще живы внутри него. И обращение к ним тоже - попытка найти устойчивую почву.
Двенадцатый провел черту между собственной личностью и "The Doctor". Между собой-как-чувствуешь и собой-идеальным.
"There's no such thing as the Doctor. ...sometimes, on a good day, if I try very hard, I'm not some old Time Lord who ran away. I'm the Doctor".
Но большие обещания (имена) не работают на пустом месте, без личностной почвы. Особенно - такие обещания.
Some old Time Lord who ran away придумал себе новое имя. Если оно уже было обещанием, то неосознанным. "I was just running. I called myself the Doctor, but it was just a name".
И потом случилось много всякого.
И имя-обещание стало что-то значить. Доктор определял и редактировал его, спутники правили. Трактовки менялись. Имя было заклинанием-молитвой для целой планеты и страшилкой для монстров. Оно обрастало в лесах Гаммы непредусмотренными ранее значениями и стряхивало их, пропадая из баз данных. Оно становилось главным вопросом во вселенной и ответом на этот же вопрос, оно воплощалось в наборе коротких правил и прирастало важным пунктом про извинения.
И вот, отправив "The Doctor" в свободное плаваниев стенах кафешки, пожертвовав куском личностно важной памяти и эгоистичным желанием во имя сохранения "The Doctor", не устояв перед личным опять же желанием вернуть Мастера, после всего этого - Доктор возвращается к стартовой точке. К желанию - не во имя, просто для себя - видеть звезды.
Первый в новом цикле, он встречается с собой по-настоящему Первым. Начинающим. Молодым еще существом в теле ворчливого старика.
Первого мы в прошлый раз видели испуганным ребенком, перед которым куча всякого преодоления и целая завораживающая вселенная.
"I didn't leave Gallifrey because I was bored! That was a lie! It's always been a lie! I ran because I was scared!"
AMY: You know what I said about getting back for tomorrow morning? Have you ever run away from something because you were scared, or not ready, or just, just because you could?
DOCTOR: Once, a long time ago.
Страх может вернуть тебя домой.
Собственно, различие между "Я не хочу" Десятого и "Я не хочу" Двенадцатого. Десятый боялся не-быть. Двенадцатый боится быть кем-то новым. "I can't keep on being somebody else". Он боится начинать заново. Опять. Еще раз. И еще. И еще. Он только в текущей регенерации уже несколько раз через это прошел. Он едва-едва себя построил, и вот снова. Да ну нафиг.
В меня вселяют надежду две вещи. Слово "начинать". И то, что Двенадцатый - история про бесконечную смелость. Его раз за разом вытаскивает из раковины, швыряет в пучины ужаса, и он выдерживает. Раковина моллюска разбивается, но самая ранимая его часть внезапно оказывается самой прочной.
The Doctor falls. Как там было у Дугласа нашего Адамса? Полет - это искусство падать и случайно промахиваться мимо земли. Как мы уже знаем, птицы промахиваются.
И еще: не искать вознаграждения - не значит не надеяться в глубине души на какую-нибудь поддержку.
Is there other kindness?
Я пока намерена кормить себя фантазиями про то, что у ТАРДИС есть коварный долгоиграющий план. ТАРДИС означает жизнь.
URL записи
12.07.2017 в 20:13
Пишет craftornament:Первое, что мы узнаем про Двенадцатого: он был морально не готов решительно ко всему.
простынищаОдиннадцатый серьезно собирался умереть. Желательно, раньше тех, кто ему дорог. Он делал паузы между визитами к Пондам. Так и не отвез Ривер к Башням. Выгонял Клару с Трензалора. (Клара потом не осталась в долгу: "Умирай при том, кто будет после меня!").
Короче, Доктор подготовился как раз к тому, чтобы закончить свое существование. И ни за какие последующие события не отвечать.
И тут бац, любовь нечаянно нагрянет, - соотечественники снабдили его новым набором регенераций. И заодно ответственностью за все последующие события.
Приятные неожиданности - тоже стресс. Отмена приговора в последний момент - тоже удар по психике, вынуждающий бросить картину мира, которую ты построил, чтобы удержать себя в руках, и конструировать новую с нуля в условиях, когда душевные силы истощены предыдущими волнениями.
Одиннадцатый звонит с Трензалора Кларе и просит помочь будущему себе справиться с испугом.
Потому что он уже испуган до чертиков, и понимает, что так просто это не пройдет. Он может ужас отодвинуть на некоторое время, устроив ностальгический мини-фестиваль с рыбными палочками и галлюцинациями.
Но потом он уже Двенадцатый, и все отодвинутое в будущее начинает случаться с ним СЕЙЧАС.
А он регенерация 1.1. Он - начало цикла. Перед ним возможности, которые снова вдруг кажутся близкими к бесконечности. Он как ребенок. Правда, у этого ребенка была прошлая жизнь, и он ее помнит. Но мир уже не тот.
Звезды во всей видимой вселенной перестают вращаться вокруг таймлайна Доктора. Сам он оказывается не великой мистической силой, а единичным живым существом, потерянным во времени. И все вокруг него - такое огромное, громкое, интенсивное. Воздух слишком холодный и кусачий. Люди постоянно лезут в личное пространство, такие чересчур ощутимые. "Everything is huge. Everything is so important. Every detail, every moment, every life clung to". Внутри все тоже слишком бурно и непонятно. Почки неправильного цвета. Эмоции какие-то большие и сложные. Можно попробовать посадить их в отдельный зоопарк, отгородить заборчиком... Но лицо, проклятое лицо выдает!
В итоге Двенадцатый - как двустворчатый моллюск. Либо холодная морская тварь в запертой шершавой скорлупе, которая совершенно не стремится с вами контактировать, нет. Либо - все уязвимое нутро напоказ, смотреть больно.
Двенадцатого, кажется, самого пугают его внутренние бури. Он не считает их правильной, полезной, необходимой вещью. И пытается выразить какими-то более разумочитаемыми словами. Поэтому со словами у него тяжко. Он вынужден прибегнуть к художественным иносказаниям, чтобы объяснить Ривер, насколько она для него важна. Или говорить Кларе про duty of care с видом "ну как ты не понимаешь". Или толкать целую речь для Мастера, когда достаточно было сказать "Не оставляй меня". Когда в Deep Breath он вторично просит Клару о помощи прямым текстом, это кажется почти подвигом. Или жестом крайнего отчаяния. Не всегда можно разграничить две эти вещи.
Двенадцатый с первых шагов пытается оградить себя от избытка нового опыта, в первую очередь, эмоционального. И у него плохо получается.
"Я не твой бойфренд", - говорит он Кларе. И тут же влезает в соревнование с Робином Гудом за ее внимание. Или мое любимое: сел праздновать Рождество с Билл, спохватился, что не стоит слишком сближаться, спрятался за газетку, как будто еще не поздно. И потом ругался сам с собой и с ТАРДИС: все, мол, завязал. Не завязал, не закрылся, жизнь проникает в щели, жизнь побеждает.
На зыбкой почве страхи превращаются в Страхи. А уж те, что сразу были с большой буквы, вообще бессовестно звереют.
Страх потери, страх собственного бессилия, травматические страхи и заново переживаемые детские, страхи стихийные.
Часть из них - практически дорогие гости, потому что Доктор как котенок Гав: готов заползти на темный чердак во время грозы, но лучше за компанию с кем-нибудь, чтобы с удовольствием бояться вместе. Он рисует черепушечки из звезд и летит в вечную ночь, на терпящую бедствие космическую станцию.
К страхам иного рода Доктор не намерен бежать никак. Но они сами бегут навстречу.
Смерть Клары. Дариллиум. Прятаться некуда, остается встречать последствия. И еще замок-головоломка, выстроенный из кошмаров, для полноты картины. Или виртуальный аттракцион монахов.
Большая зубастая рыбина во внутреннем океане Двенадцатого - сомнения в себе. Доктор все время пробует определить себя заново, нащупать прочное описание. Его тянет в разные стороны. То он смотрит на Давроса глазами грустного котеньки и вещает про непреходящую значиимость сочувствия. То решает, что самое главное - эффективность, и нечего зазря быть милым с людьми, можно бросить Клару на Луне, Клара поймет.
У Двенадцатого проблема: то же самое он существо, что раньше или нет.
"You are a broom. Question. You take a broom, you replace the handle, and then later you replace the brush, and you do that over and over again. Is it still the same broom? Answer? No, of course it isn't. But you can still sweep the floor".
Поменяем часть про подметание пола на Be A Doctor.
Двенадцатый очень цепляется за свое идеальное "я", это понятный ориентир в мире, который делает с ним что хочет, не спрашивая разрешения. В предыдущих регенерациях было важно быть Доктором, ясно, что важно и сейчас.
И в прошлое он тянется. Вернул себе мармеладки, фестивалил в шарфе и бабочке (или хотя бы подумал об этом), отлеживался в любимом сарае, воспользовался военной травмой для вразумления Кейт и Бонни, сонтаранцы у него меняют ход человеческой истории, а под регенерацию вообще Одиннадцатый прорезался.
Понимаете, предыдущие версии личности, они еще живы внутри него. И обращение к ним тоже - попытка найти устойчивую почву.
Двенадцатый провел черту между собственной личностью и "The Doctor". Между собой-как-чувствуешь и собой-идеальным.
"There's no such thing as the Doctor. ...sometimes, on a good day, if I try very hard, I'm not some old Time Lord who ran away. I'm the Doctor".
Но большие обещания (имена) не работают на пустом месте, без личностной почвы. Особенно - такие обещания.
Some old Time Lord who ran away придумал себе новое имя. Если оно уже было обещанием, то неосознанным. "I was just running. I called myself the Doctor, but it was just a name".
И потом случилось много всякого.
И имя-обещание стало что-то значить. Доктор определял и редактировал его, спутники правили. Трактовки менялись. Имя было заклинанием-молитвой для целой планеты и страшилкой для монстров. Оно обрастало в лесах Гаммы непредусмотренными ранее значениями и стряхивало их, пропадая из баз данных. Оно становилось главным вопросом во вселенной и ответом на этот же вопрос, оно воплощалось в наборе коротких правил и прирастало важным пунктом про извинения.
И вот, отправив "The Doctor" в свободное плавание
Первый в новом цикле, он встречается с собой по-настоящему Первым. Начинающим. Молодым еще существом в теле ворчливого старика.
Первого мы в прошлый раз видели испуганным ребенком, перед которым куча всякого преодоления и целая завораживающая вселенная.
"I didn't leave Gallifrey because I was bored! That was a lie! It's always been a lie! I ran because I was scared!"
AMY: You know what I said about getting back for tomorrow morning? Have you ever run away from something because you were scared, or not ready, or just, just because you could?
DOCTOR: Once, a long time ago.
Страх может вернуть тебя домой.
Собственно, различие между "Я не хочу" Десятого и "Я не хочу" Двенадцатого. Десятый боялся не-быть. Двенадцатый боится быть кем-то новым. "I can't keep on being somebody else". Он боится начинать заново. Опять. Еще раз. И еще. И еще. Он только в текущей регенерации уже несколько раз через это прошел. Он едва-едва себя построил, и вот снова. Да ну нафиг.
В меня вселяют надежду две вещи. Слово "начинать". И то, что Двенадцатый - история про бесконечную смелость. Его раз за разом вытаскивает из раковины, швыряет в пучины ужаса, и он выдерживает. Раковина моллюска разбивается, но самая ранимая его часть внезапно оказывается самой прочной.
The Doctor falls. Как там было у Дугласа нашего Адамса? Полет - это искусство падать и случайно промахиваться мимо земли. Как мы уже знаем, птицы промахиваются.
И еще: не искать вознаграждения - не значит не надеяться в глубине души на какую-нибудь поддержку.
Is there other kindness?
Я пока намерена кормить себя фантазиями про то, что у ТАРДИС есть коварный долгоиграющий план. ТАРДИС означает жизнь.
URL записи
@темы: 12, Doctor Who, Meta